
Перед лицом смерти. Друзья поневоле
В минувшие выходные журналист издания "Зеркало недели" был задержан на одном из блокпостов ДНР. Об этом случае - его статья.
(От автора. По соображениям безопасности (не только моей) в тексте сознательно опущены многие важные детали. Приношу свои извинения).
…Когда рядом разрывается снаряд, грохота не слышно. Совсем.
Вообще ничего не слышно.
Есть только ощущение тупого удара по голове. И звон в ушах, не стихающий еще несколько минут.
Из-за отсутствия звука возникает удивительное чувство отстраненности. Как будто смотришь документальный фильм.
Бежишь за всеми в блиндаж не потому, что тебе страшно. А потому, что любопытно: куда это они все? И зачем меня с собой зовут?
А все последующие разрывы ощущаются только телом — воздух вдруг становится упругим и легонько подталкивает в спину.
Понимание приходит потом. И вместе с ним — страх…
Проигрыш в лотерее
…Обычно на блокпостах ДНР мне везет — пропускают без проблем. Но не в этот раз. Лотерея…
— Что-то не складывается у тебя, — хмуро выносит вердикт небритый боец в солнцезащитных очках. — Объяснить, куда едешь, толком не можешь, сам какой-то подозрительный. Мы тебя в город не пустим.
— Ну, не пускайте. Спорить не буду, — вздыхаю я.
Жаль, очень жаль. Потому что здесь у меня были запланированы целых два добрых дела.
Во-первых, передать немного наличности оставшейся без денег пенсионерке. Банки-то не работают. Во-вторых, вывезти семью из двух стариков и молодого парня ("Он музыкант, к жизни не приспособлен", — так объяснили мне проблему друзья).
Но все оказалось куда хуже.
— Извини, командир велел тебя придержать, — сообщает мой небритый знакомец, переговорив с кем-то по телефону. — Приедет, будем решать…
С этими словами он уходит, сунув мои документы в карман разгрузки. Охранять меня он перепоручает своему товарищу с позывным "Бурый".
А сам он, кстати, — "Кадыр".
Машина отправляется на обочину, я — на стул под деревом.
Ждем.
Медленно тянутся минуты. Жарко. Скучно.
И немного не по себе — кто его знает, что они там нарешают.
Блокпост тем временем живет обычными фронтовыми буднями. Боевики останавливают и проверяют машины, какие-то гражданские при помощи экскаватора строят укрепления.
Под обстрелом
…Внезапно начинается обстрел. После первого разрыва с восприятием действительности происходят странные вещи. События видятся и запоминаются фрагментарно. Как фотоальбом. Или, скажем, набор слайдов.
Удар по голове. Звон в ушах. Перекошенное лицо Кадыра.
Он беззвучно орет мне прямо в лицо. Машет рукой: пошел, пошел!
Согнутые спины. Ветки под ногами.
Второй разрыв. Толчок в спину.
Мешки с песком. Корявые самодельные ступеньки из досок.
Темнота.
Все ввалились в блиндаж. Я в этом забеге пришел предпоследним.
Задние ругаются, проталкивая вперед более резвых. Те, в свою очередь, ругаются, потому что бьются о доски, стены и прочие невидимые в кромешной тьме части интерьера.
Меня принимают на равных. Теснятся, уступая место. Не возражают, когда я ругаюсь и толкаюсь вместе со всеми.
Потом к оркестру всеобщей ругани присоединяется еще кто-то. Этот почему-то ругается снизу, из-под ног.
Щелкает зажигалка, за ней вспыхивает карманный фонарик. Обстановка проясняется.
Оказывается, вся влетевшая в блиндаж толпа пробежалась по мирно спящему на матрасе пожилому бойцу, как две капли воды похожему на Шона Коннери.
Еще в блиндаже есть раненая девочка в униформе. Худенькая, сонная, большеглазая и очень обаятельная. У нее на шее толстая повязка.
Последний обитатель подземного жилища — прибившийся к людям бродячий песик. Он даже не проснулся. Тем более что на него никто не наступил, так как своему питомцу боевики заботливо вырыли в стене землянки специальную нишу.
Некоторое время все сидят на полу. Напряженно слушают тишину, глядя в потолок.
Потом кто-то первым выбирается наружу, за ним — остальные.
На блокпосту все это время, оказывается, стояли рейсовый автобус, мусоровоз и несколько легковушек. За оконными стеклами — бледные, без единой кровинки лица.
Диалоги на позициях
Наверху все закуривают. Завязывается разговор. Здесь все местные и давно знакомы.
— Когда слышите взрыв, бежать не надо. Осколками посечет. Ныряйте рыбкой в ближайшее углубление. Потому что взрыв вот так идет, — худощавый мужчина лет сорока с позывным "Танкист" растопыривает пальцы снизу вверх.
Молодежь внимает науке.
Однако следующей фразой Танкист обесценивает всю лекцию.
— Но есть такие мины, где наоборот. В метре над землей взрывается вот так, — растопыривает пальцы сверху вниз. — И осколками…
— Это ведь пристрелочка была, — вступает в разговор мой конвоир Бурый. — Сейчас они пристреляются, а потом дадут залп…
Эта нехитрая мысль кажется ему такой ценной, что впоследствии он будет делиться ею со всеми.
— Ты чего вылезла? — напускается на раненую девочку подбежавший парень с холщовой сумкой на боку. Должно быть, медик. — Тебе вообще отлеживаться надо!
Девочка не слушает. Она включила смартфон и увлеченно с кем-то переписывается. "Если опять начнется обстрел, надо ее прикрыть собой и первой в укрытие пропустить", — по-рыцарски решаю я.
— Отберу у тебя эту игрушку! — грозит медик и уходит.
Откуда-то прибегают другие бойцы с сообщением: "Попали в наш передовой окоп". Бурый отправляется на разведку.
— Точно не мина, — докладывает он по возвращении. — Там такая длинная сосиска. От "Града", наверное…
— Все целы? — нетерпеливо обрывает его Марта, высокая статная брюнетка с крепкой фигурой, с виду — настоящая валькирия.
— Да что им сделается? — пожимает плечами Танкист. — Они же в окопе. Землей присыпало и все. Я же тебе говорил, осколки вверх разлетаются…
В стороне снова слышится взрыв.
Все бросаются в блиндаж. Я тоже.
В тесном коридоре кто-то нетерпеливо толкает меня в спину. Оборачиваюсь.
Это раненая девочка, которую я собирался пропустить первой…
Несостоявшийся шахид
Пересидев налет, все снова выбираются наружу и закуривают. Бурый снова озвучивает свой пессимистический прогноз.
— …а потом они залпик-то и дадут! — пророчествует он.
И опять ему не дает договорить Марта.
— А ну-ка улыбнись! — требует она.
Бурый послушно скалится.
— У тебя земля на зубах! — смеется Марта.
Бурый, ругаясь, оттирает зубы пальцами, которые, честно говоря, не намного чище. Остальные посмеиваются и подшучивают.
Поняв, что я здесь — единственный благодарный слушатель, Бурый обращается ко мне.
— Сейчас пристреляются, а потом накроют, понимаешь? Вот те, кто там обедает, ходит, курит, полягут же все, — тоскливо говорит он.
Внезапно он замирает, озаренный какой-то идеей.
— Слушай, — лихорадочно шепчет мне Бурый. — Давай мы в твою машину нагрузим пару баллонов с газом, привяжем к ним гранату. А ты подъедешь к тем на блокпост, дернешь чеку, и все!
Взгляд у него при этом совершенно безумный. Совершенно непонятно, шутит он или говорит всерьез.
— Ну, решайся! — напирает Бурый. — Дернешь, и все закончится!
Остальные молчат. Не одобряют, но и не возражают.
Мне становится страшно. Страшнее, чем было под обстрелом.
Как могу, отнекиваюсь от заманчивой перспективы стать шахидом.
В конце концов Бурый, махнув на меня рукой, отправляется обедать.
— …а потом дадут залпик! И положат снаряды в шахматном порядке, вот так… — слышится его голос от полевой кухни.
Все расходятся по своим делам. Раненую девочку опять бесцеремонно прогоняют на отдых.
— Сейчас нас сменят, и мое величество, наконец, постирается, — вслух мечтает Марта.
Дежурная команда несет службу на блокпосту, кто-то обедает, другие командуют забулдыжного вида гражданскими, занятыми на строительстве и погрузке-разгрузке всяких необходимых в военном быту вещей — от воды до гранатометных труб.
Один из "грузчиков", пузатый мужичонка с пухлыми щеками, стреляет у меня сигарету.
— А тебя когда ссадили? — спрашивает он, глядя снизу вверху глазами побитой собаки.
— Сегодня утром, — отвечаю.
Тем временем Бурый заканчивает обед.
— Тарелочка как в детстве, — нежно говорит, старательно вытирая остатки хлебной коркой.
Пожимаю плечами. Тарелка как тарелка. В школьных столовых были такие — грубая керамика, простенький рисунок.
— Воздух! — кричит кто-то.
Все снова бросаются в укрытие.
Благотворительность от Циркуля
Наконец-то вспоминают обо мне. Въехать в город мне по-прежнему не разрешают, но долговязый парень с позывным "Циркуль" вызывается отвезти деньги по назначению вместо меня.
Забирает ключи и уезжает.
Довольно быстро возвращается и с шиком паркуется. Водит он явно получше меня.
— Я тут раньше таксистом работал, — самодовольно объясняет он.
Своим товарищам Циркуль привез сигарет. Пачки быстро исчезают по карманам.
— Я, между прочим, в супермаркете магазин от автомата отстегнул и в разгрузку сунул, — зачем-то уточняет он. Очень веским и убедительным тоном. Как будто это все объясняет и оправдывает.
Мимикой выражаю горячее одобрение его заботе о безопасности мирных граждан.
Перебрасываемся несколькими фразами. В том числе не могу удержаться от вопроса, зачем он пошел воевать.
— Это они ко мне пришли, а я — у себя дома! Понял? — снова веско бросает он. Все-таки умеет Циркуль говорить лаконично и убедительно.
Потом приезжает командир и, не особо вникая, соглашается с изначальным вердиктом своих подчиненных: в город не пускать, но и задерживать не надо. Пусть катится на все четыре стороны.
Качусь. На все четыре.
Объезжая свежие воронки, сбитые взрывами ветки и выброшенные ударной волной на дорогу комья земли вперемежку с асфальтом.
Добравшись домой, обессилено падаю. Звон в ушах прошел, сменившись дикой головной болью. Видимо, все-таки контузило…
P.S. По информации штаба АТО и данным СМИ, на следующий день этот блокпост был разгромлен украинской артиллерией.